
Я влил в себя коньяк
Я влил в себя коньяк из фужера, поперхнулся, макнул лимон в вазочку с сахаром-песком*, закусил и переключил внимание на Жоркино повествование:
– Ага. Я это чудо спрашиваю, куда жмура подевал? А он мычит, что за жмура инструкций не было. На месте оставил. Серьезно? Интересуюсь: а жмура найдут? Он мне отвечает: дык, не сомневайся, в сауне лежит на полке как живой, хер стоячий под потолок. Ясно-понятно, расклад хреновый. Если менты на нас выйдут, откупимся. А если нехорошие пацаны? Они же искусству переговоров не обучены! И продаваться не умеют!
– Нехорошо будет, – подтвердил Яша.
– Вот и я о том же. Главное правило – никаких следов. Излагаю ясно?
– Так точно.
– Занимай кабинет, в котором Сева сидел. Это в здании напротив, «ВычМех» называется, тебе покажут. К нам официально никакого отношения не имеешь, по жизни нелинейную алгебру изучаешь, диссертацию пишешь. Остальное обсудим завтра, – заключил Жорик.
Яков махом допил коньяк и твердым шагом удалился.
Жорик, потирая руки, обрисовал ситуацию:
– Чича дорого обходится и норовит в твою долю влезть. За такое надо синего в Нищенке* топить, но нет резонов. Хорошо его команда морды щупает. Будем обращаться за акциями вандализма. Остальным займется Яша. Сразу врубился, как действовать. Нет тела – нет дела. Молодчик!
– А по другому можно?
– Не получится. Тут война. Кто прав, кто виноват – историки разберутся, когда рассеется дым сражений. Наша задача – первыми достать пистолет, решить вопрос и отбашлять историкам. Как понимаешь, мертвые историкам не платят.
– Получается в стране нет законов?
– Закон есть, один для всех. Если тебя схватили за химот, откупайся от ментов, следаков, судейских, прокурорских, гебешных. Отсюда вывод – твори любые безобразия, но зарабатывай столько, чтоб хватило откупиться.
– Ерунду говоришь. Если мы не будем нарушать законы, зачем нас брать за этот… за химот?
– Мы не нарушаем? – Жорик глянул на меня, как училка на тупого двоечника. – Да мы с первого дня ездим по законам, как трактор по пашне. Все перепахали, кроме статьи за изнас. Помнишь бакланов, которые тебя к дереву привязывали?
– Помню.
– Зажмурились. Нам с тобой светят статьи сто три, сто четыре, сто пять и сто шесть на выбор. Э-эээ... сто шестая не канает. Если следак нормальный попадется и тупой адвокат, то отъедем на пятнадцать лет. Что скажешь? Жалко балбесов?
– Балбесов не жалко.
Жалости к дегенератам, решившим поиграть в мафию, я не испытывал, но...
Жорик не давая додумать, убивал аргументами:
– А если у тебя захотят не «Форд», а завод отжать? В этом случае прессовать будет не шелупонь. И цацкаться с тобой не будут. Ты должен быть готов к прессу. Про парабеллум слышал?
– Si vis pacem, para bellum*, – вздохнул я, понимая, что Жорик опять переиграл меня на поле логики.
Впрочем, оставался один вопрос:
– Почему с этим не борются?
– Кто?
– Государство.
– Не знаю. Есть мысли, но пока не устоялись. Похоже, приватизация с демократизацией творятся по принципу зоны, где закон один: «Ты сдохни сегодня, а я завтра.» Так же и в России. Чистоплюи уехали, остались паханы, бродяги, черти и терпилы. Правительству проще посадить население на крючок и дергать за ниточки. Когда у фигуранта руки в крови, договариваться о переводе в статус «свидетеля» приятно и прибыльно.
– Чего?
Я перестал понимать Жоркино бормотанье. Вечно так: напивался, философствовал, сползал в пьяный бред.


